Жертвоприношение

Еврейское слово корбан (korban), что значит жертва, происходит от слова "приближаться". Основным способом приближения к Богу считалось приношение на алтаре ценной собственности. Наряду со множеством законов,принятых относительно жертвоприношения, подчеркивалось также: жертва должна быть собственностью того, кто ее приносит (Левит 1:2); допускались исключительно домашние животные, которых выращивали для пищи; животное для жертвы должно быть безупречным.

Животных убивали на определенном месте с северной стороны Двора Израиля (и только птиц убивали на самом жертвеннике). Тот священник, который по очереди убивал ежедневную жертву, начинал этот ритуал после восхода солнца, когда слышал, как отворяются большие врата, ведущие к святилищу. Жертвенные части клали на нижнюю сторону подъема, ведущего к жертвеннику, вместе с мукой для хлебной жертвы и жертвы первосвященника; там же осуществляли возлияние вина. За привилегию доставлять жертвенные части к самому алтарю священники бросали жребий.

Паломники ожидали ежедневного открытия Никаноровых Ворот, чтобы войти во двор перед Храмом, известный как Двор Израиля. Оттуда они могли наблюдать, как священники убивают жертвенное животное в момент открытия дверей в святилище, и как переносят его на жертвенник перед святилищем. Можно было даже увидеть„как священники, выбранные воскурять фимиам на золотом жертвеннике внутри святилища, заходят для выполнения этого почетного священнодействия. Неземные ароматы фимиама, которые возносились изнутри святилища, были изумительными.

После того как священники выполняли назначенные им обязанности: чтение благословений и Десяти Заповедей, собирание пепла с внутреннего жертвенника, подрезание фитилей подсвечника и принесение фимиама в святилище (после того как другой священник приносил раскаленные уголья с внешнего к внутреннему жертвеннику), рога жертвенника смазывали кровью жертвы. В праздничные дни паломники могли также видеть священные принадлежности Храма, в частности, кадильницу, стол для хлебов предложения, и, конечно же, семисвечник, ставший одним из бессмертных символов иудейского искусства.

После завершения своих обязанностей священники становились на ступени паперти. Поднимая руки над головой, они речитативом произносили благословение Аарона: "Да благословит тебя Господь и сохранит тебя! Да призрит на тебя Господь светлым лицем Своим и помилует тебя! Да обратит Господь лице Свое на тебя и даст тебе мир!" (Числа 6:24-26). Один лишь первосвященник не поднимал рук, чтобы таким образом руки не оказались выше его короны, на которой было написано священное имя Бога, состоящее из четырех букв. После этого благословения священные части жертвоприношения клали на жертвенник в огонь.

Кроме священников и дежурных по списку левитов, простые представители израильского народа также могли наблюдать за принесением жертвы. Хотя обычно женщины не могли заходить дальше Двора Женщин, по крайней мере один древний источник (комментарий к Мишне, известный как Тосефта, Арахим 2:1) отмечает, что женщина вошла во Двор Израиля, чтобы присутствовать во время жертвоприношения, которое принесла лично она. Сам же Двор Женщин, очевидно, получил такое название от галерей, с которых женщины наблюдали за танцами во время Праздника Кущей.

После завершения служения жертвоприношения большинство пилигримов направлялись в специальную комнату, где жертвовали на Храм. Кроме общеизвестной подати в размере "дидрахмы" (Матфея 17:24), обязательной для каждого иудея, можно было жертвовать на приобретение ладана, древесину и других предметов, необходимых для служения в Храме. Вероятно, именно напротив этой комнаты находился. Иисус, когда обратил. внимание учеников на бедную вдову, которая смогла пожертвовать лишь две самые мелкие. монеты (Марка 12:41, Луки,.21:1).

в начало

ХАСИДЫ,  МИТНАГДИМ, ХАБАД.  Кто они?

Приходилось ли вам в жизни ли, на фотографии ли журнала, или даже в карикатурном изображении видеть евреев, одетых странным образом: длинное черное пальто или черный сюртук, черные брюки с выглядывающими из под них чулками, ну и конечно же в огромной черной шляпе, а то и в меховой папахе, из под которойсвисают по вискам замысловатыепряди завитых волос? Предполагаю, что большинству из вас все же приходилось. Любопытно, что, отвечая на мой вопрос, светский Израильтянин скажет: так это же датишник, ортодокс! Это хасид!Да, верно, я попытался обрисовать вам т.н. ортодоксального иудея. И хотя в ортодоксальном иудаизме существуют разные религиозные течения, основную их массу составляют именно хасиды. Они в настоящее время и олицетворяются в наши умах с типичными представителями европейского ортодоксального иудаизма. Современные евреи, да и не только евреи, часто употребляют слово «хасид» для обозначения яркой ортодоксальности, однако религиозное течение «хасидизм», воз­никшее в Восточной Европе в XVIII в., первоначально воспринималось как движение революционное и даже либерально-религиозное. Противники хасидизма, извест­ные как митнагдим ,сами в свою очередь были ортодоксальными иудеями. Но начнем по порядку.

Само слово «хасид» произошло от еврейского слова חֲסִידוּת (хасидут), означающего «благочестивый» – праведник, отличающийся своим усердием в соблюдении религиозных и этических предписаний иудаизма. Религиозное движение хасидов возникло, как я уже отметил, во второй четверти XVIII веке среди евреев Польши, Литвы и России. Под влиянием многих веяний того периода первоначально появились хасиды-каббалисты, выделявшиеся своей религиозностью: среди них были аскеты-одиночки, проводившие дни в постах, молитвах и покаянии, напряженно ожидавшие избавления, а также группы, пламенное ежедневное служение которых заключалось в молитвах, учении и исполнении заповедей. Их молитва была исполнена мистической медитации, сопровождалась особыми телодвижениями, ликованием, радостными песнями и пляской. По субботам они облачались в белые одеяния. Они обычно проводили много времени за тремя традиционными субботними трапезами и нередко поддерживали свое мистическое воодушевление крепкими напитками. Некоторые из них (а также из хасидов-аскетов) были тайными приверженцами учения саббатианцев . Группы первых хасидов были малочисленными и закрытыми, и их влияние на широкие массы евреев незначительным. Некоторых хасидов почитали как носителей духа святости, однако на этом этапе из их среды еще не выделились руководители, способные организовать вокруг себя сплоченную общину, в отличие от возникшего впоследствии на их базе хасидизма бештианского толка.

Основателем движения хасидизма бештианского толка являлся рабби Исраэль бен Елиэзер (Бешт) (1700-1760). Его учение противопоставлялось учению традиционных раввинов, и было направлено на подрыв их влияния. Значительнее всего движение «хасидизм» распространилось среди беднейших слоев еврейской общины, как протест против засилья раввинов и богатых евреев.

Учение Бешта во многом опиралось на Каббалу и отличалось крайним мистицизмом. Рабби Исраэль проявил себя как духовный лидер и как мистик, заговаривающий болезни, заклинающий бесов и изготовляющий амулеты. Он сплотил вокруг себя группу сподвижников и в своих кратких проповедях знакомил их со своим учением о единении с Богом и с мистическими откровениями, полученными в результате «восхождения души» (алият нешама). По одним из источников, Бешта учил, что вне и кроме Бога ничего не существует, что человек занимает особое место в мире, имея целью служение Богу, познание божественных тайн и слияние с Богом. Другие исследователи говорят, что он постепенно стал приходить к убеждению, что Шхина – Божественное присутствие – обитает во всем живом. Каждый человек, верил он, может видеть и ощущать Шхину как внутри себя, так и вокруг; каждый может достичь духовных высот путем молитв, религиозного созерцания и постоянного стремления облагородить жизнь преданностью Богу и Его заповедям, добротой и любовью к любой твари. Он учил, что радостное, экстатическое "служение сердцем" важнее сухого, заученного отправления ритуала. Он по-новому осмыслил великое значение этических ценностей, которое проповедовали еще древние пророки, внушая своим учением религиозное рвение всем угнетенным и опустошенным; личным контактам человека с Богом и своими ближними уделялось гораздо больше внимания, чем тонкостям еврейского права. Наконец Исраэль бен Елиэзер учил, что слияние с Богом может быть достигнуто не изучением Торы и Талмуда, чего требовали традиционные раввины, а страстной молитвой, старательным исполнением всех религиозных заповедей и благочестивым поведением. Многие идеи Бешта стали центральными пунктами хасидского дви­жения, некоторые утверждения Беш­та, не будучи чем-то совершенно новым, делают упор на те аспекты иудаизма, которые обычно игнорировались, например, об­раз сердца. Бешт особенно любил утверждение Талмуда: «Б-г вожделеет сердца», которое он толковал в том смысле, что для Бога чистый религиозный дух важнее знания Талмуда.

Другая древняя доктрина, которой Бешт придавал особое значение, основывалась на стихе Исайи: «Вся земля полна славы Его!» (6:3). Если весь мир полон Б-жьей славой, рассуждал Бешт, то митнагдим и аскеты ошибаются, думая, что нужно отворачиваться от радостей мира. «Не отвергай красоту девушки, – учил Бешт. – Но стремись, чтобы призна­ние красоты возвращало тебя к ее источнику – Б-гу. Если человек овладеет этой мудростью, то его физическое наслаждение будет влечь за собой и духовный рост». Так как мир полон Богом, Бешт считал, что нужно быть неизменно радостным, ведь величайшие акты творения совершаются в радости: «Ни один ребенок не появляется на свет без удовольствия и радо­сти, - учил Бешт, - так и с молитвами: если вы хотите, чтобы они были услышаны, возносите их с радостью и весельем». Это учение было Серьезным вызовом многим идеям, царившим в те времена среди евреев. Многие религиозные евреи, особенно среди каббалистов, проповедовали аскетизм и требовали поста каждую пятницу и понедельник. Бешт осуждал подобную практику, считая, что она ведет к меланхолии, а не к радости.

Постороннему наблюдателю, незнакомому с учением Бешта, хасидские молитвы и службы могут показаться сумбурными и неблагообразными. Следуя экстатическому заявлению царя Давида: «Все кости мои скажут: Г-споди, кто подобен Тебе?» (Пс. 34:10), молящиеся ино­гда даже становились вверх ногами. Характерно, что Бешт защищал эту Практику в хасидских службах, рассказывая такую притчу: «глухой шел мимо зала, где праздновали свадьбу. Когда он заглянул в окно, то увидел людей, радостно и увлеченно танцующих. Но поскольку не слышал музыки, то принял их за сумасшедших».

… Стоп. Извините за отступление, но я не могу избавиться от возникающей в моем воображении определенной устойчивой аналогии движения «хасидизма» с «харизматическим движением» в евангельском христианстве второй половины XX-го века. Любопытно, но мне кажется, что многие принципы и постулаты т.н. «харизматического движения» сходны с некоторыми вышеперечисленными идеологическими доктринами хасидизма. Но продолжим.

Важно отметить, что согласно учению хасидов, среди благочестивых евреев ведущую роль играет "цадик" (праведник), наделенный силой чудотворения и предвидения. Отсюда и вера хасидов в харизматического лидера, первым из которых был сам Бешт. В дальнейшем его власть и авторитет в хасидской общине наследовали другие цадики. Эта преемственность сохраняется до наших дней. Бешт учил, что цадик (духовный лидер хасидов) должен служить примером религиозной жизни. Однако учение о цадике было развито уже его последователями, особенно Довом-Бером из Межерсчей, кото­рый сделал его центральной частью хасидизма. Он учил, что Бог прояв­ляет себя в самых незначительных поступках цадика. Один из учеников Дова-Бера говорил: «Я хожу к нему не для того, чтобы изучать Тору, а для того, чтобы смотреть, как он расстегивает свои ботинки». Дов-Бер учил, что идеальный цадик имеет более тесные отношения с Богом, чем обычный еврей, и может благословлять людей. Вера во власть и величие цадика стала одним из самых сильных  и самых спорных идей хасидизма. Противники обвиняли цадиков в том, что они обогащаются за счет своих последователей. После Дова-Бера возникли многочисленные хасидские группы, каждая со сво­им цадиком, которых называли «ребе». Ребе стали чем-то вроде еврейс­кой аристократии.

Хасидизму также присуще и "миссионерское" стремление вернуть к вере евреев, отошедших от иудаизма или принявших другую религию. Особенно характерно это для т.н. любавических хасидов, по названию местечка Любавичи в Смоленской области, откуда происходит династия "любавических ребе", где родился основатель династии рабби Шнеур Залман. Это движение называется также Хабад . Хабад Любавичская группа – это самая известная группа хасидов в США с руко­водством в Бруклине. Но хотя Любавичская группа – это наиболее авторитетная среди неверующих евреев (благодаря своей широкой общественной активности), в США действуют также десятки других хасидских династий, многие из которых также сосредоточены в Бруклине. Существуют подобные группы и в Израиле, и в России.

Члены еврейской общины, противившиеся влиянию хасидизма, называли себя митнагдим – буквально "противники". Во главе их стоял Элияху бен Шломо (1720-1797), величайший из многочисленных ученых города Вильны, прозванного "литовским Иерусалимом" за множество находившихся здесь знаменитых еврейских школ. Со временем Элияху бен Шломо получил широкую известность как Виленский гаон. Уже давно никто не получал почетный титул "гаон" — так назывались некогда главы великих академий Суры и Пумбедиты. Так вот в дни Виленского гаона (в конце 18 в. – начале 19 в.) конфликт между хасидами и их противниками достиг высокого напряжения. Хасидские цаддики приобрели значительный вес, так как их последователи относились к ним как к посредникам между собой и Богом. Митнагдим же, со своей стороны, полагали, что каждый человек лично ответствен перед Богом и не нуждается в посредничестве. Виленский гаон возглавил борьбу против хасидизма, и под его влиянием митнагдим отлучили хасидов от общины и запретили остальным родниться с ними. Ожесточенный конфликт вылился в резкую полемику, публикацию памфлетов, в объявления херема хасидам и обоюдные доносы властям. Со временем, однако, эта ожесточенная борьба утихла, сменившись неофициальным примирением.

Израильский историк Яаков Кац рассмотрел, как обрядовая практи­ка постепенно отделила хасидов от других евреев. Хасидизм принял другой тип молитвенника, поэтому их молитвы в синагогах стали отличаться от общепринятых и совершаться отдельно. Наконец, само объявление себя хасидами (что на иврите означает «ревностные», «святые», «праведные»), а своих оппонентов митнагдим (что значит «противники») означало, что хасиды считают себя самой «правильной» группой.

Хотя хасидизм получил широкое распространение на Украине, а позднее — в Венгрии, Польше и Галиции, превзойдя в популярности раввинистический иудаизм, он не преступал определенных границ и оставался верным всем требованиям традиционного иудаизма, причем его последователи исполняли их с особым рвением. В конце концов, оба течения в иудаизме нашли пути мирного сосуществования. Для всех митнагдим стало очевидным, что хасиды строго соблюдают правила и постановления Талмуда и "Шулхан Арух" и ни в коем случае не чуждаются изучения Закона. Хасиды и их противники продолжали идти различными путями, но научились уважать друг друга и признавать ценность вклада, внесенного в иудаизм той и другой стороной. Хасидизм с его мистическим учением превратился во влиятельное течение в иудаизме. Дополнительным фактором ослабления раскола стал интерес хаси­дов XIX — XX вв. к изучению Талмуда. С расширением движения оно все меньше внимания уделяло медитации и единению с Богом, и боль­ше традиционной еврейской учебе. В результате сегодня хасидизм уже не считается мятежным течением: фактически он превратился оплот ортодоксального иудаизма, чьих сторонников легко узнавать по черным пальто и старомодным шляпам, которые носят хасиды. Тем не менее, их поход к иудаизму все еще существенно отличается от подхода митнагдим. Хасиды уделяют заметно больше внимания радости в исполнении заповедей; песни и пляски хасидов, их путь радостного служения Богу наложили глубокий отпечаток не только на сознание масс простого народа, но и на воззрения многих ученых и мыслителей.

автор А. Ермохин

в начало