Call of Zion

29 сентября (т.е. через 9 дней после захвата фашистской ордой Киева) на перекрестках города на стенах и заборах появился приказ о том, что "... всi жиди мiста Киева мусять зголоситися 29 вересня, з 8 години ранку на Дехтярiвськiи вулицi около жидiвського кладовища". Надлежало взять с собой теплую одежду, деньги и ценности.

Приказ угрожал расстрелом всякому неявившемуся еврею и каждому нееврею, осмелившемуся укрыть евреев. Страшная тревога охватила не только евреев, но и всех, кто сохранил хоть какое-то человеческое чувство. Утром 29-го мои родные отправились в путь (последний!). Я проводила их несколько кварталов, а затем, по их настоянию, отправилась узнать, подлежу ли явке с дочерью. Мой муж - русский. Мы условились с родными, что они подождут меня в одном из сквериков вблизи Дорогожицкой улицы.

Я заходила в разные учреждения с целью добиться разрешения себе как жене русского на проживание в Киеве и чтобы узнать, куда же идут евреи. Конечно, никакого "разрешения" я не получила и ничего не узнала. Немцы всюду с угрожающим мрачным видом говорили: "Идите к кладбищу".

Дочь свою Иру 10 лет, я отвела к бабушке (матери мужа), туда же отнесла часть своих вещей. Того же 29-го числа, около 5 часов пополудни, я отправилась к еврейскому кладбищу. В скверике в условленном месте, я уже никого не нашла: они ушли навсегда. Идти домой мне было нельзя. Я пошла к родным мужа и скрывалась около недели в чуланчике, за дровами. Очень скоро стало известно, что в Бабьем Яре 29-го и в ближайшие дни зверски погублено более 70 тысяч евреев.

Мои родственники по мужу обратились за советом о помощи к семье священника Алексея Александровича Глаголева. А. А. Глаголев - сын известного профессора-гебраиста Киевской Духовной Академии Александра Александровича Глаголева, бывшего настоятелем церкви Николы Доброго на Подоле. Профессор Глаголев в свое время выступал на процессе Бейлиса, доказывая, что ритуальных убийств нет, и защищал Бейлиса.

Отец Алексей отправился хлопотать обо мне к профессору Оглоблину, бывшему тогда городским головой…

Оглоблин знал нашу семью. Он, в свою очередь, обратился по этому вопросу к немецкому коменданту. От коменданта Оглоблин вышел очень смущенным и бледным. Оказывается, комендант указал ему то, что вопрос о евреях подлежит исключительно компетенции немцев и они его разрешают как им угодно Положение мое было безвыходным. Прятаться у родных мужа - значило подвергать их угрозе расстрела. Жене О. Алексея Глаголева - Татьяне Павловне Глаголевой - пришла в голову отчаянная мысль: отдать свои паспорт и метрическое свидетельство о крещении мне, Изабелле Наумовне Минкиной-Егорычевой. С этими документами мне посоветовали отправиться в село к знакомым крестьянам. Т. П. Глаголева, оставаясь сама без документов в столь тревожное время, подвергла себя большой опасности.

"Гестаповцы, ходившие по квартирам в поисках добычи, едва не увели с собой Т. П. Глаголеву, как подозрительную особу без документов. Еле удалось ее отстоять путем свидетельских показаний пребывание в с. Злодиевка было недолгим. Местные сельские власти стали поглядывать на меня с некоторым подозрением. Дело в том, что стали появляться партизаны и поэтому все "чужие" стали казаться подозрительными. Кончилось тем, что меня вызвали в сельуправу для установления личности. Кое-как выпутавшись из этой беды, я поспешно бежала в Киев. Поздно вечером 29 ноября я пришла к Глаголевым. С тех пор я и, несколько позже моя 10-летняя дочь Ира поселились в семье священника Глаголева как родственницы. В течение двух лет мы никуда от них не уходили и всюду странствовали вместе с ними. КРОМЕ МЕНЯ с дочерью, Глаголевы помогли еще нескольким евреям. К числу таких относятся Татьяна Давыдовна Шевелева и ее мать Евгения Акимовна Шевелева. Т. Д. Шевелева, 28-летняя женщина, была женой украинца Д. Л. Пасичного. Они жили в большом доме на улице Саксаганского, 63. [...]

Во всех этих делах активную помощь оказывал священнику Глаголеву научный сотрудник Академии наук Александр Григорьевич Горбовский. Он не захотел продолжать свою работу пои немцах и "оформился" как управитель церковных здании Киево-Подольской Покровской церкви. В своих "владениях" он укрывал не только евреев, но и многих русских подростков которым угрожала отправка в Германию. Он ухитрился даже для всех своих жильцов получать хлебные карточки.

В целях укрытия от Германии ряд лиц получил справки о том, что они певчие, пономари, сторожа и т. д. Если бы немцы разобрались, что при столь маленькой и бедной церкви такой огромный штат, авторам этих справок не поздоровилось бы.

Упомянутая мною семья Пасичного укрывалась в церковном домике около 10 месяцев.