Call of Zion

ВЯЗОВЕНЬКОВСКИЕ ТРАНШЕИ         К. Фейгин.

         Свою деятельность в Смоленске немцы начали с приказов об организации еврейского гетто. Нацисты и их пособники сразу дали понять евреям, что они обречены. Никто не имел права самостоятельно выходить из гетто. Из его обитателей были созданы отряды для выполнения самых грязных и тяжелых работ. В середине 1942 года нацисты начали акцию по уничтожению истощенных и ограбленных людей. Невозможно спокойно читать Акт о массовых расстрелах гитлеровцами жителей г. Смоленска летом и осенью 1942 года, составленный в 1943 году:

“Мы, нижеподписавшиеся представители  органов Советской власти, Керус К. А., Гуменюк А. М. и колхозники колхоза им. Молотова, жители д. Могаленщина Корохоткинского сельского совета Смоленского района и области ,Филиппов Михаил Филиппович, Чусунов Павел Петрович, Косенков Андрей Савельевич и Сергеенков Петр Емельянович, составили настоящий акт о том, что при осмотре на опушке Вязовеньской рощи, ранее входившей в территорию дома отдыха летного состава Красной Армии, которая расположена в 1 км. от д. Магалинщина на запад, параллельно дороге Танцова роща-совхоз "Пасово" (примерно 150 м. от указанной дороги), обнаружены могилы с трупами расстрелянных немцами мирных граждан, проживавших в захваченном немцами г. Смоленске.

Названные могильники являются: одна специально вырытая траншея 50 м длины, 2,5м. ширины 2 м. глубины,  в которой захоронено свыше 3 тысяч человек мирных  граждан г. Смоленска, расстрелянных немецко-фашистскими захватчиками. Кроме того, в непосредственной близости к этому могильнику прилегают еще три могильника размером: длина 5 м., ширина 4 м. и 2 м. глубина, в каждом из которых также захоронено по 150-170 человек мирных граждан г. Смоленска, расстрелянных немцами в 1942 году. Таким образом, на этом месте всего захоронено жертв немецкого произвола свыше 3500 человек.

Опросом местных жителей-очевидцев  установлено, что в первой половине  июля 1942 года в д. Магалинщина  прибыла команда военнопленных и полицейских, всего свыше 20 человек, которая приступила к рытью указанной выше траншеи. 15 июля примерно в 2 часа ночи из Смоленска начали прибывать машины с еврейским населением города, которое на основании приказа немецкого командования было еще в начале года согнано на жительство в пос. Садки. Всю ночь и первую половину дня 15 июля 1942 года из Садков были слышны вопли и крики женщин, насильно загоняемых в машины. Из Садков евреи, в том числе женщины, дети и старики, свозились на грузовых машинах к вырытой траншее. Все машины, возившие еврейское население города, были черного цвета, с закрытым кузовом, в котором входная дверь находилась сзади и была закрыта на замок. Около 10 таких машин ходили до 4-х часов дня, а затем  свезенные евреи были расстреляны и захоронены. В тот день одновременно было  умерщвлено около двух тысяч человек. Было заполнено примерно две трети могильника. Остальная часть была не зарыта и некоторое время пустовала. На дне незаполненной части траншеи стояла просочившаяся кровь расстрелянных, уровень которой доходил до колена. Около места расстрела валялись женские гребенки, разная одежда, заколки, обувь и другие предметы. Позже пустовавшая часть  могильника была заполнена трупами  граждан г. Смоленска. Затем немцы дополнительно вырыли еще три могильника на опушке Вязовеньковской рощи. Здесь также были захоронены мирные жители г. Смоленска, расстрелянные  немцами в разное время в 1942 году.

Кроме того, в 50 метрах на восток от этих могильников, в глубине Вязовеньской рощи, обнаружена специально оборудованная виселица, на перекладине которой сохранился остаток веревки. Около виселицы имеется могильник с неизвестными лицами, захороненными немцами. О чем и составлен настоящий акт. /Следуют подписи/". (ЦГАОР ф. 7021 оп. 44 д. 1092 л. 4-5, подлинник).

В Смоленске, других регионах страны и за рубежом проживают родственники погибших, которые в памятные дни собираются на этом месте. Да услышат они в эти траурные сборы призыв пророка Исайи: "И перекуем мечи свои на орала и копья свои на серпы, да не поднимет народ на народ меча, не будет больше учиться убивать".

ВЯ3ОВЕНЬКОВСКИЙ МЕМОРИАЛ                 Цынман И.И.

Во время оккупации местных жителей  не пускали в Вязовеньковский лес. Здесь фашисты устроили военные склады. В течение всех месяцев оккупации евреев свозили сюда в душегубках, закрытых машинах, а иногда просто пригоняли как скот. Месторасположения большинства захоронений не установлены, так как лес охранялся.  Предполагается,  что лишь в одном могильнике после расстрела 15 июля 1942 г., находится  более 3000 убитых.  О количествах жертв в других захоронениях можно лишь догадываться.  В советское время это число намеренно занижалось.

После войны, возвратившиеся смоленские евреи под руководством Ефима Гилевича Сосина
собрали деньги для сооружения  мемориала  на месте самого известного захоронения. Мемориал был открыт 21 мая 1967 года. Надпись на памятнике гласит: "Жертвам фашизма. Здесь захоронены 3 тысячи советских граждан г. Смоленска, зверски замученных в гетто и расстрелянных в 1942 году фашистскими  варварами".

Стараниями смоленского учителя, участника Великой Отечественной войны Кивы Моисеевича Фейгина, умершего в марте 1995г., при поддержке областного еврейского  общественно-культурного центра, начиная с 1992 года, ежегодно 15 июля, в день массового расстрела, у  мемориала отмечается День памяти.

Об истории сооружения Вязовеньковского мемориала рассказывала смолянка, непосредственная участница его строительства, Ида Исаевна Черняк, 1917 года рождения:
“Когда началась война, мой муж Гусинский Семен Израилевич с 1939 года был в армии, мобилизовали и сестру Анну. Осталась я с родителями и годовалым сыном. Мне пришлось строить оборонительные сооружения, эвакуировать в Иркутск оборудование “Красного швейника”. Погрузились мы в товарный вагон 14 июля 1941 года. Наши эшелоны, застрявшие перед Ярцевом, бомбили. Станцию захватил десант. На наших глазах гибли люди. Никогда не забуду, как у разбитого вагона просил пить тяжело раненый молоденький русский лейтенант, но ни у кого воды не было. Отчаяние, всеобщая паника, стремление уцелеть заставляли нас бежать. Нелегко досталась эвакуация. Приехали в Бугуруслан голые и босые и такими же вернулись 2 февраля 1944 года по вызову Смоленского горкома комсомола.

Смоленск лежал в руинах. Родные мои, оставшиеся в оккупации, погибли, никто не уцелел. Среди вернувшихся и демобилизованных евреев-военных не было таких, у кого не погибли бы родственники на оккупированной территории. У меня в Смоленске погибли бабушка Раша, брат отца Израиль с женой и дочкой. У мужа, инвалида войны, погибли родная сестра Рива с двумя сыновьями: Исаак, 12 лет, и Изя, 10 лет. Много нашей родни погибло в Стодолище и Починке. Местные жители рассказывали, что евреев, коммунистов и партизан убивали и закапывали живьем в разных местах: в Реадовке, Вязовеньке и везде, где полицаи их находили. 

Примерно  в 1947-1948 годах семьи  Сосиных, Цилевичей, Фрейкман, Абарбанель, Дымент, Дымшиц, Агранат, Цынман, Штейнгард, Черняк, Сарневичей, Пазовских, Гусинских, Шейниных, Левитиных, Ениных, Левантов, Липа Лабковский, Моша Фрейдин и другие начали с того, что, несмотря на запреты властей, купили домик-хибару на Краснинской улице и открыли там молельный дом. Здесь евреи молились за безвинно погибших родителей, жен, детей. Молельный дом вскоре закрыли, не обошлось без грязных газетных фельетонов на антирелигиозную тему. Вскоре родилась идея поставить памятник погибшим. Мы пошли в горисполком просить средства. Нам отказали, но посоветовали написать в центральные и областные газеты. Так появились наши публикации в “Известиях”, “Правде” и “Рабочем пути”. Я в это время работала бухгалтером в Управлении Железной Дороги. Открыла специальный счет в банке. Присылали деньги со всех концов страны. Шел сбор и в Смоленске. Я лично собирала деньги у людей разных национальностей, так что мемориал в Вязовеньке создан на общенародные деньги.

Похоронное бюро смонтировало памятник в 1966 году. С помощью горсовета и Заднепровского  райисполкома были сделаны ограда, въезд с дороги, навешаны ворота. Большой вклад внес Соломон Израилевич Гусинский, работавший в Красноармейском райисполкоме. Он же 21 мая 1967 года открывал памятник в присутствии смолян и наших земляков из других мест.

ДВАДЦАТЬ ШЕСТЬ МЕСЯЦЕВ ВО ВЛАСТИ ОККУПАНТОВ

Воспоминания профессора Б. В. Базилевского

      Краткая справка из Википедии: Борис Васильевич Базилевский (1885-1955). До войны профессор, зав кафедрой физики и астрономии Смоленского университета и СГПИ, зам. директора института по научно-учебной работе.  В 1941 году не успел покинуть город. После окупации Смоленска немцами был назначен бургомистром, но немедленно отказался; с 25 июля 1941 г. заместитель начальника города (бургомистра) Б. Г. Меньшагина. С 1 октября 1942 г. на должности директора Смоленской учительской семинарии. На этих постах спас ряд военнопленных и молодых людей от отправки в Германию.

      «...Еще ужаснее было  отношение фашистов  к еврейскому населению. 28 или  30 июля 1941 года фон Шветц, военный комендант Смоленска, отдал распоряжение о создании гетто в Садках, на окраине города. Все русское население Садков должно было переселиться в другие места , а на их месте должны были селиться евреи. Это переселение немецкие жандармы осуществляли не просто со своей обычной грубостью, а с форменным издевательством. Людям не дали транспорта, и они должны были на ручных  тележках перевозить тяжелую  мебель. В связи со срочностью  переселения (был дан срок до 3 августа) на узком временном мосту сталкивались потоки людей, двигавшихся из Садков и в Садки.

       Старостой гетто комендатура назначила известного дантиста, доктора Пайнсона. В разговорах со мной доктор Пайнсон неоднократно жаловался на эту тяжелейшую обузу, которую он должен нести в интересах еврейского населения. Перспектив на благополучный исход не было. Несколько раз гетто облагалось "налогами", например, должно было снабжать немцев теплой, в особенности меховой, одеждой, так как приближалась зима. По рассказам часто бывавшей у меня Берты Ильиничны Гейвашович, до войны много лет работавшей секретарем деканата физмата (Б. И. Гейвашович родилась 28 декабря 1903 г. в Смоленске; в 1934-35 г. г. она работала в редакции  "Большевистского молодняка", с сентября 1935 года — в СГПИ),  женщины очень правдивой и культурной, эти налоги "собирались" немецкими жандармами. Это сопровождалось неописуемой грубостью, а часто и  избиениями стариков,  женщин и детей.

Немцы посадили горожан на голодный паек, неработающих не снабжали, а населению гетто было и вовсе отказано в каком-либо продовольственном снабжении, предоставив  евреям изыскивать пропитание неведомыми путями.  Пока население гетто направлялось на работы по уборке улиц (чтобы удобно было ездить немецким автомобилям), работающие получали только скудный хлебный паек (около 200 г). Когда же по распоряжению  комендатуры  евреев прикрепили к железной дороге, положение с питанием работающих приняло какой-то хаотический характер.  В одних местах (дальше от вокзала) иногда ничего не давали, а в других (ближе к вокзалу) давали суп, которого хватало не только работающему, но и его домашним. Однако чаще  всего еды не хватало.  Скромная и деликатная Гейвашович, несмотря на все свое стеснение, вынуждена была брать тот хлеб, которым я и жена с полной искренностью могли с нею поделиться.

      В Смоленске евреи сначала работали в городе, а потом почти исключительно на вокзале. Отдельных специалистов (плотников, столяров, слесарей) я лично видел работающими в гестапо, когда в январе 1942 года часами дожидался в холодном коридоре допроса, сопровождавшегося криком, бранью и пинками (таким допросам я подвергался четыре раза). Глядя на евреев, я каждый раз со страхом думал об их участи (среди русских людей, не являвшихся немецкими сторонниками и прихвостнями, все больше шепотом говорилось о диких зверствах над еврейским населением в разных городах). Б. И. Гейвашович каждый раз, когда навещала меня и жену, говорила, что у нее плохие предчувствия: ей придется погибнуть. Утешать ее было очень трудно,  так как уверенность в окончательной победе над варварами не гарантировала, что эта победа придет раньше, чем проклятые насильники успеют совершить свое гнусное дело. Так, к несчастью, и случилось. Весной 1942 года  в Смоленске разразилась трагедия, подобная той, о которых мы слышали из других городов. В один из ужасных дней (числа не помню) гетто было оцеплено жандармами; жителей выгоняли из домов. Санитарный врач города Никольский Георгий Владимирович рассказал мне, что по слухам Гандзюк Григорий Яковлевич, первый заместитель Б. Г.Меньшагина, стоял в оцеплении с револьвером, очевидно, "для порядка". В этом кошмаре погибли, вероятно, и Б. И. Гейвашович, и доктор Пайнсон, и некоторые другие, кого я знал, как честных и добросовестных людей (врачей, оптиков, ремесленников).

О драме в гетто я узнал через два дня. Слухи о способе убийства были противоречивы. По одним, несчастных людей  расстреляли, по другим, отравили газами, пущенными в закрытый автобус.  Известие об этой трагедии, передававшееся шепотом, производило на русских людей гнетущее впечатление, и, несомненно, многие из тех, кто относился к немцам без злобы, сделались ярыми их ненавистниками. Мне ни разу не пришлось слышать, чтобы об этих зверствах говорили без возмущения и омерзения. Вообще же, по сведениям, которые мне передавали  доктор Никольский и бывший лаборант педагогического института  Рыкалов Константин  Николаевич (до войны был научным сотрудником СГПИ), в Смоленске постоянно происходили массовые убийства и расстрелы русских людей; говорили, что около Гедеоновки два раза в неделю расстреливали по 35-40 человек».