Call of Zion

просмотров 15069

Огонь и космос

Ганна Руденко

В концлагере 14-летний Петр Гинц выпускал подпольный журнал «Начало». Восемь сотен страниц со статьями и рисунками пережили Холокост, а мальчик – нет. Он умер в газовой камере Освенцима, а его тело сожгли в крематории. Через 60 лет пеплом стал и один из его гениальных пейзажей – он сгорел в космосе, куда его взял как талисман трагически погибший израильский астронавт Илан Рамон.

Концлагерь Терезиенштадт был «образцовым еврейским гетто». Тут была футбольная команда, пожарное депо, больница и даже кафе с театром. Иллюзию комфорта нацисты создавали на случай официальной международной проверки. И она случилась. Прибывшая летом 1944 года комиссия Красного Креста купилась на подлог, посчитав условия содержания евреев удовлетворительными. При всех своих ужасах Терезин действительно не был лагерем смерти – заключенные тут умирали тысячами, но не от газа, а от изнеможения, голода и эпидемий. Жизнь в Терезине сохраняла слабые отголоски прежнего мира. Одним из признаков этой нормальности был тот факт, что в лагере содержались дети – не в качестве лабораторных подопытных, а наравне с другими заключенными-рабочими. Оторванные от семей ребята учились выживать по принципам «Республики ШКИД» – поддерживать друг друга, учиться и даже творчески расти. В последнем им помогал собственный самиздатовский журнал, редактором которого стал 14-летний Петр Гинц.

Петр появился на свет 1 февраля 1928 года в Праге в семье еврея Отто Гинца, работавшего в текстильной компании, и его жены Марии – домохозяйки, обожавшей искусство. В доме разговаривали на эсперанто, пели арии и много читали. Но когда в 1938 году Чехословакия фактически перешла в руки Гитлера, жизнь Гинцев резко изменилась. Петр и его младшая сестренка Ева вынуждены были оставить обычную школу, носить желтую звезду, а в трамвае садиться в самый конец. На фоне таких перемен Петр стал вести дневник, емко описывая новую жизнь. «По пути в школу я насчитал 69 “шерифов”», – отметил он в первой записи, рассказав о приказе носить на одежде Звезду Давида. Дальше были и рассказы о первоапрельских проделках в классе, и описания сцен избиения, арестов и исчезновения евреев. Все отчетливее парень понимал, что вскоре придет и его очередь.

24 октября 1942 года Петра отправили в его первый концлагерь. Вместо игрушек юный Гинц взял с собой бумагу, кусочек линолеума для обложек и ножик. Отец отдал ему свои лучшие рубашки, плотный пиджак и лыжные ботинки, а тетка зашила в каждый манжет по крупной купюре в сто марок и приказала не водиться с большими мальчиками и плохими девочками. Через годы Отто будет вспоминать, как посадил сына в вагон и выл от боли, когда поезд на Терезиенштадт тронулся. Сына он больше никогда не увидит.

В Терезине лагерной семьей Гинца стали десятки мальчишек – таких же сирот при живых родителях, как и он сам. Их прикрепили к «Блоку L-417» и поселили в первый дом, в свое время служивший школой. Шефство над мальчишками взял учитель и полиглот, 29-летний Валтр Айзингер. Он организовал подпольный учебный процесс с латынью, математикой, литературой и политологией: инициативных специалистов по разным дисциплинам в лагере хватало. Школа располагалась не в светлых классах, а на чердаке первого барака. И, конечно, там не было никаких учебников, досок и тетрадей. Дети поглощали новые знания в условиях строжайшей секретности – как только подходили проверяющие, уроки превращались в безобидную физкультуру.

Для ребят Айзингер стал центром вселенной – его обожали за смелость, решительность и энтузиазм. Сомнений, что все выживут, Валтр не допускал, подробно планировал будущее и этому же учил детей. Среди ребят он быстро приметил Петра Гинца – душу компании и большого умницу. Энергичный паренек совсем по-взрослому вел дневник, упорно осваивал английский по самоучителю и проглатывал книгу за книгой из скудной лагерной библиотеки. Он читал все – от фантастики Герберта Уэллса до трудов математика Декарта.

По рекомендации учителя в декабре 1942 года ребята основали журнал Vedem, «Начало», и его редактором стал Петр Гинц. В творческий процесс Айзингер не вмешивался, самое большее – давал советы. Все – от наполнения до оформления – ребята взяли на себя. Чтобы было веселее, юные авторы жонглировали псевдонимами – «Пустышка», «Большевик», «Стажер-медик». Чаще всего статьи выходили из-под пера Петра, он обозначал себя просто по последним буквам фамилии – NZ.

В перерывах между работой любопытные юнцы шныряли от пекарни к больнице, а от больницы к крематорию – все для того, чтобы найти ценные сюжеты для Vedem. Если редакционного материала не хватало, Петр платил внештатным авторам провизией из скромных посылок, которые время от времени получал из дома. Каждую пятницу выходил новый самописный номер с заметками, стихами, эссе и колонками. Ребята выводили на первой полосе цену, чтобы все выглядело «по-настоящему». Поначалу каждый выпуск Vedem размещали на доске объявлений барака. Но скоро от публичности пришлось отказаться – если бы журнал увидели во время рейдов СС, было бы несдобровать. Нацисты отомстили бы не только за инициативу, но и за содержание. Тот же Гинц своих мыслей не скрывал ни в дневнике, ни в журнале. «Они несправедливо оторвали нас от плодородного поля работы, радости и культуры. Это было сделано с одной целью – разрушить нас не физически, а духовно и морально. Получится ли у них? Никогда! Оторванные от прежних источников счастья, мы построим новую светящуюся от радости жизнь!» – смело писал Петр в одной из своих статeй.

Ребята подготовили более 80 выпусков журнала, по несколько копий каждый. Символами Vedem стали книга, желтая звезда и ракета, иллюстрации к статьям подростки тоже делали сами. Гинц просто обожал сочинять и рисовать – днем он работал в местной типографии, где печатались пропагандистские листовки, а вечерами вел дневник, шифруя отдельные записи, и корпел над своими акварельными зарисовками. Он рисовал нежные цветы, жизнь в лагере и ночную Прагу, а еще показывал, как выглядит Земля, если смотреть на нее с Луны. В июне 1944 года Гинц написал в дневнике, что нарисовал карту Азии и работает над картой мира в проекции средневекового географа Меркатора. Планов было много – Петр Гинц до последнего твердо верил, что «вернется в мир, откуда его вырвали». Но не сумел.

С сестрой Евой 16-летний Петр встретился в мае 1944 года незадолго до своей отправки в Освенцим. Он передал ей свой лагерный дневник, а более 800 рукописных страниц журнала отдал другу Зденеку Тауссигу. 28 сентября 1944-го Петра вместе со многими друзьями и учителем Айзингером запечатали в вагоне поезда, идущего в Освенцим. Сразу по прибытии в концлагерь их умертвили в газовой камере.

После освобождения Терезиенштадта друг Гинца, Зденек, вернулся в лагерь и достал из тайника листки журнала. Он так и не смог добиться их выхода в изданиях тогда уже коммунистической Праги, зато сумел тайно переправить их в Париж для публикации в журнале чешских эмигрантов. Сестра и родители Петра выжили, но дневники Петра так и остались лежать на чердаке их пражского дома: перечитывать их было равносильно тому, чтобы снова и снова хоронить их автора. Однако более ста рисунков сына Отто через годы передаст в Национальный мемориал Катастрофы и Героизма Яд Вашем.

В 1948 году сестра Гинца, Ева, эмигрировала в Израиль и о сохраненных дневниках забыла. Но жизнь напомнила о них через другую трагедию. В январе 2003 года в орбитальный полет отправился шаттл «Колумбия» с первым израильским астронавтом Иланом Рамоном. Незадолго до этого астронавт обратился в Яд Вашем с просьбой подобрать символичный предмет периода Холокоста, который он – сын выживших в Освенциме – смог бы взять на борт. Из обширного архива подобрали карандашный рисунок «Лунный пейзаж», созданный Петром Гинцем в 1942 году в Терезиенштадте, и сделали копию для Рамона. 1 февраля 2003 года – в тот самый день, когда Гинцу исполнилось бы 75 лет – шаттл «Колумбия» сгорел, не долетев до земли. Об этой трагедии, Рамоне и Гинце заговорили во всех новостях. Через время в Яд Вашем обратился новый хозяин пражского дома Гинцев с предложением продать дневники Петра, обнаруженные им на чердаке. Руководство музея разыскало младшую сестру мальчика, Еву, и та подтвердила подлинность находки.

Спустя пять лет домашние записки удивительного мальчика были опубликованы в книге «Дневник Петра Гинца 1941–1942» с рисунками и семейными фотографиями. Ева выступила редактором этого издания, она же написала историю Петра, а комментарии добавил писатель Джонатан Сафран Фоер. Память о Петре Гинце сохранилась не только на Земле, но и в космосе. В 2005 году чешские астронавты назвали в честь талантливого мальчика недавно обнаруженный ими астероид между Марсом и Юпитером.

Источник: http://jewish.ru/ru/people/society/185792/