Call of Zion

Она монументально встала на автобусной остановке и с неприязнью посмотрела вдаль. Потом с неприязнью посмотрела на меня и произнесла свою первую реплику:
- Отобус. Университа. Эйх? (Как?)
Седоватая, пожилая. Я сказала:
-Я говорю по-русски. Она посмотрела на меня с усилившейся неприязнью. Перешла на русский:
- Ну так вы поняли, что я спросила.
Прослушав объяснение, какой автобус идет до университета, задумалась. Потом недовольно уточнила:
- А вы где живете ?
- В поселении, — ответила я. Она нахмурилась.
- В каком это поселении? Это где живут эти... поселенцы?   Спорить было сложно.
- Дочь у меня вообще живет в Тель-Авиве, — с отвращением призналась моя собеседница. Судя по тону, данный факт был позором ее семьи. Я промолчала. Передо мной был мастер явно высокого класса.
- Тель-Авив, конечно, большой город, — продолжила моя собеседница, — но разве там можно жить?
Я не живу в Тель-Авиве, поэтому не являюсь подходящей аудиторией для опроса. Первая скрипка обошлась без моей поддержки.
- Если бы моя дочь хотя бы жила как человек, — неприязненно сказала скрипка. —А то ведь...
Тут, по законам жанра, нужно было спросить «а то ведь что?» Я не спросила. Меня штормило восторгом от персонажа.
Женщина на остановке вздохнула и добавила:
- Впрочем, не жила бы в Тель-Авиве, жила бы тоже где-нибудь... в поселении. А кто там в принципе живет? Беднота...
Галерка захлопала.
- Вы сколько платите за жилье? — требовательно спросила женщина. Ее глаза заранее показывали несогласие с тем, сколько я плачу. Выбор у меня был невелик — либо мне бы сказали, что я плачу слишком мало, как и все дармоеды из поселений, либо — что слишком много, как все фраера оттуда же. Я решила не выбирать. Хотелось послушать авторскую интерпретацию.
- Наверняка копейки, — недовольно сказала женщина, помолчала и добавила:
— Впрочем, сарай в деревне большего и не стоит.
Если бы у меня под рукой была роза, я бы бросила ее на сцену.
Женщина огляделась вокруг с неприязнью.
- Тель-Авив — это помойка, — последовала еще одна фраза. — А Иерусалим - тюрьма, — последовала другая. Автобус все не шел.
- Тридцатый точно идет до университета? — недовольно уточнила моя собеседница. Мне стало ясно, что от нас троих — от меня, от тридцатого и от университета — ничего хорошего не ждут.
- Точно.
Дама поджала губы.
- А почему его до сих пор нет? Что же это такое, уже сколько времени здесь стоим.
Мои надбровные дуги выразили сочувствие.
- Надо иметь машину, — наставительно сказала дама, разогреваясь. — Тогда и не придется на холодной остановке стоять. У вас есть машина?
Вспыхнул свет. Мяч со свистом летел к моим воротам. Я подставила штангу:
- Есть.
- Одна машина, — моя собеседница сделала логический вывод и обвела меня по краю. — А надо две. Вторая — маленькая. У женщины должна быть маленькая машина, чтобы ездить по делам. А не ждать автобус.
Гол.
- У моей дочери нет машины, — добавила оппонентка.
Я подумала, что мы с ее дочерью нашли бы общий язык.
Дама вздохнула.
- Сколько у вас в месяц уходит на машину?
Это уже был явный офсайд.
- Машина — очень дорогое удовольствие, — неприязненно сообщили мне. — А у моей дочери трое детей.
Мне захотелось попробовать взять подачу.
- Дети — это прекрасно, — мой голос был нейтральным.
- Не сказала бы, — отрезала дама, и я поняла, что проиграла по очкам.
- Ну что это такое, — клиент продолжил возмущаться, — где этот ваш тридцатый автобус? И, кстати, — я сидела вполоборота, но физически ощутила, как меня ткнули взглядом в спину, — по какому маршруту он идет?
Мне стало неудобно за нас с тридцатым автобусом. Мы с ним, в принципе, славные парни, если относиться к нам без предубеждения.
- Он через два светофора сворачивает налево, какое-то время кружит, а после этого выезжает на...
- О Господи, — сморщилась моя собеседница, — он еще и кружит.
«Все, мужик, — мысленно сказала я тридцатому автобусу. - Не могу больше наслаждаться этим одна. Бросай все и дуй сюда».
Тридцатый автобус тут же честно подошел.
- Вот он, — кивком не одобрила его женщина и потребовала: — Пойдите узнайте, где именно он сворачивает.
У меня хорошее патриархальное воспитание. Поэтому я пошла и узнала. Потом вернулась и доложила.
- Это плохо, — было мне ответом. — Это значит, что он кружит минимум полчаса.
С этими словами женщина поднялась в автобус. Я зашла за ней. В двух шагах от меня разыгрывалась сцена «новая репатриантка пытается объяснить водителю, что цены на проезд для пенсионеров неоправданно высоки». Отыграв свой выход, новая репатриантка оплатила проезд и направилась в салон. Мне водитель был откровенно рад.
- Ты видала? — кивнул он в спину пассажирке. — Я ее в разных автобусах уже несколько раз возил.
Я не изумилась «и запомнил?». Такое не забывается.
- Чему она тебя учила? — поинтересовалась я у водителя.
- Меня — водить автобус, — признался он. —А тебя?
- Жить, — я вздохнула. — Потрясающая дама.
- Бриллиант чистой воды, — согласился водитель.

Идя по проходу, я услышала, как бриллиант чистой воды интересовался у своего читающего газету соседа, почему в русских газетах пишут такие глупости. Пискнуло радио, обещая выпуск новостей.
- Вот, — сосед моего бриллианта кивнул в сторону динамика, — вы говорите «глупости в газетах». Но есть же радио!
- Я не слушаю радио, — оскорблено сказал бриллиант.
- А зря, — наставительно сообщил сосед. — Если недавно приехал в страну, надо как-то входить в ритм ее жизни. А то из тебя получается дармоед. Вот у вас, например, какая пенсия?
Я затаила дыхание и застыла в проходе.
- У меня не пенсия, у меня позор для этого государства, — отрезало мое сокровище. — А вы наверняка давно приехали и успели себе самое лучшее отхватить.

Зал аплодировал стоя.